Я помню, как меня несколько раз шлепали в детстве, но один конкретный случай больше других запечатлелся в моей памяти.

Начался этот инцидент с того, что моя мать вызвала меня со старшим братом в гостиную. Кто-то намалевал на ее кофейном столике, и она просто кипела!

Она спросила нас, кто исписал ее стол, и, когда ни один из нас это на себя не взял, промолвила, что будет шлепать нас обоих, пока кто-то не признается. Мы с братом поняли, что у нас серьезные неприятности, когда она сказала нам следовать за ней в нашу спальню.

Пусть и зная, что наши попытки избежать наказания будут бесполезны, мы с братом взмолились, чтобы нас не шлепали. Я страшился материнских отшлепов; они были болезненными и унизительными.

Первым взялись за моего старшего бората. Мать уселась на краю кровати и сказала ему: "Ступай сюда". Он подошел к ней, причитая: "Ну пожалуйста, мама, не надо!". Не говоря ни слова, она расстегнула его брюки и стянула их ему до щиколоток. Затем она ухватилась за поясок его трусов и стащила их туда же.

Подобрав свое платье, она уложила брата к себе на колени. Когда брат оказался надежно размещен там, она принялась очень быстро шлепать его голый зад.

Сперва он заизвивался, потом заплакал. Когда он уже серьезно заревел, она нанесла еще примерно двадцать пять жгучих ударов и затем позволила ему подняться с ее колен. Его задница была ярко-красной от отшлепа. Я наблюдал все это с ужасом, зная, что стану следующим.

Она подозвала меня к себе, стянула вниз мои брюки и трусы и уложила меня к себе на колени. Затем она принялась бешено шлепать мой обнаженный зад. Когда я не смог больше это терпеть, я обильно заплакал. Мой отшлеп продолжался еще минуту или две, и мне позволили натянуть штаны.

Прошло еще несколько таких кругов, по ходу которых меня и брата просили сказать, кто написал на столе. Когда признания не оказывалось, наши штаны спускались и нас шлепали. Через некоторое время моя шестилетняя сестра услыхала всю эту суматоху и встала в открытых дверях, чтобы понаблюдать, как нас шлепают. Это только усилило мое чувство унижения, но через некоторое время меня даже не волновало уже, чтобы подтянуть штаны.

Когда мой зад болел уже так, что я не мог больше держаться, я признался в том, что исписал стол (по сей день я не помню, чтобы делал это). Мама тогда заставила меня отчищать стол.

После того, как я его очистил, она отвела меня обратно в мою комнату для последнего и наиболее болезненного отшлепа. Мой зад так болел от предыдущих отшлепов, что я заплакал после нескольких первых шлепков. Когда это закончилось, моя задница болела еще достаточно приличное время.